Впрочем, сердце в его “дамских делах” никогда не участвовало. К ним имели отношение совсем другие части тела.
Он с отличием окончил ненавистный институт, получил назначение и отбыл в Иран.
Сидорин вгляделся в темноту и понял, что это Маруся Суркова.
Ее нужно было успокоить, и Никоненко это сделал.
— Почему? — Маруся отвела глаза от третьей пуговицы льняной рубахи и уставилась на вторую. В лицо ему она смотреть не решалась.
— Знаю, знаю, — сообщил Федор уже из коридора, — ты все соберешь и выбросишь в мусорное ведро. Только я все равно и из ведра достану.