Железобетонная потаповская логика привела Марусю в замешательство.
Она вертит вами как хочет, управляет, решает, ругает вас или поощряет, и ей это доставляет удовольствие. Ни при чем здесь готовность отдать жизнь, дорогая Суркова Мария.
Впрочем, Евгений Петрович о капитане особенно не думал.
— Не знаю. Плащ помню, а куда он был повернут, не помню, вернее, не видел.
— Спасибо, — пробормотала Маруся застывшими от неловкости губами, — не нужно, я потом сама…
Потерпевшая Мария Суркова лежала высоко и, с точки зрения капитана Никоненко, очень неудобно. Голова находилась выше ног, руки, выпростанные из-под солдатского одеяла, были худы как спички, какие-то иголки торчали из желтой кожи, и по виниловым шлангам текло что-то отвратительное. Никоненко показалось, что это выкачивают последние соки из слабого безвольного тельца и скоро выкачают совсем.