Он больше не мог видеть тетрадки на столе и на подоконнике, и гренки ему надоели, а другого ничего ему не предлагали, потому что она тоже работала и от молодости и неумелости решительно ничего не успевала.
– И я про то же, – согласился Олег Петрович. – Стал бы Никитович меня вызванивать, настаивать, чтобы я немедленно в Париж звонил, и вообще вею кашу заваривать, если бы за этим ничего не было. А?
Ольга вернулась к “роверу”, возле которого курил Ники, и, не глядя друг на друга, они забрались в высокую машину и проехали железный задранный шлагбаум. Никто не давал себе труда ни поднимать, ни опускать его.
А он?! Он кто?! “Пегий пес, бегущий краем моря” – и больше ничего. Совсем ничего? Нет, он всегда знал себе цену или убедил себя, что знает, но что он может значить в ее жизни?! И как долго сможет значить?!
– Нет. Нет. Не может быть, что все это происходит со мной.
Тут ему на глаза опять попалась ее грудь, и он понял, что всю эту мороку надо заканчивать. Немедленно.