У Ники и его жены было общее прошлое – такое, которое или уж соединяет навсегда, или растаскивает в разные стороны, тоже навсегда.
Из всего списка номеров он выбрал шесть, на его взгляд, наиболее подходящих, и даже выписал их на бумажку.
Она сползла со своей лошади – та опять косилась недоверчивым карим глазом и переступала нервными тонкими ногами – и соскочила в песок.
Ники стоит теперь перед ним, в телевизионном коридоре, такой… здоровый, огромный, очень уверенный в себе, с огоньком в дьявольских черных глазах, а Ольга…
Несколько дней все шушукались по углам и курилкам, передавали друг другу какие-то немыслимые слухи, а девчонки-ассистентки даже бегали на третий этаж, где был кабинет начальника, чтобы посмотреть, как “он переживает”. Алина, узнав об этом, их разогнала и велела администратору получше смотреть за персоналом. В результате все оскорбились – и девчонки, и администратор, – но бегать перестали.
Ольга была уверена, что разогнуться больше никогда не сможет, что она умрет в этом постыдном, согнутом, нечеловеческом состоянии. Спина болела так сильно, что из глаз сами собой лились слезы, не потому, что Ольга хотела плакать, а потому, что какие-то нервы оказались переплетены между собой и теперь давили и лезли друг на друга.