Бахрушин решительно не хотел никакого кондиционера. Он хотел, чтобы было холодно, дождь шелестел и пахло мокрым асфальтом.
– Ники, – сказал он довольно фальшиво, – я ни в чем тебя не обвиняю.
Паша Песцов не донес сигарету до рта, округлил глаза и сделал встревоженно-вопросительное лицо.
Ники вытянул шею и уставился на свое отражение в мутной полировке гардероба. Дверь, словно следуя за его взглядом, вдруг приотворилась с медленным скрипом, и Ники отшатнулся.
Завтра же он вызовет к себе Кривошеева, все расскажет, и вместе они пересмотрят все записи камер слежения. Впрочем, от камер, наверное, мало толку, и так ясно, что сообщение оставил кто-то из своих, а на кассетах, понятное дело, не видно, что они там пишут! Если бы Алина не стерла сообщение, был бы хоть код, номер, под которым неизвестный вошел в систему!
Стране нет до нас никакого дела, подумал Бахрушин стремительно.