Алина посмотрела ему в глаза и вежливо и холодно улыбнулась. Это она тоже умела.
Ну, не может так быть, что вот этот человек, пьяный, отвратительный, вечно хамящий матери и таскающий ее деньги, – его отец.
– Ребята, у меня в “ухе” звук плавает. Что там у вас, Костя?
Почему-то так получалось, что в Москве как будто всегда ноябрь – грязные лужи в бетонных берегах, автобусная давка, смрадная пасть метро. Тетрадки пачками на шатком столе. Гренки на чугунном дне древней сковороды. Много умных разговоров – чуть в другую сторону. Про подрастающее поколение и про легкое диссидентство, которым она очень гордилась, разрешив им не писать сочинение по “Что делать?”. Директор ретроград и вообще склочная баба. Завуч вчера возле туалета на третьем этаже строил ей глазки. Онегин и Чацкий – лишние люди. Чуть меньше секса, потому что оба они стали очень заняты и, возвращаясь домой, неожиданно для себя сознавали, что можно лечь спать “просто так”.
С кем он мог разговаривать про Храброву? Кто недоволен?!
Не глядя на нее, он сильно затянулся и уверенно по-мужски усмехнулся.