Джинсы. Желтый рюкзак, изорванный так, словно его драли зубами. Тощий матрас сдернут с пружинной кровати. Очки. Кошелек.
– Прекратите! – прошипела она прямо у его лица. – Что вы себе позволяете?!
– Первое. Серега Столетов третьего дня звонил из Парижа. Но не мне, а Никитовичу.
– Да чего ты там нюхаишь-то?! Воняит тебе?! Ишь какой принц англиский! Кого ты вырастил-то, Петька?!
Из машин долго никто не выходил, а потом высыпалось сразу много людей – Ольга насчитала пятерых моджахедов. Трое были в национальной одежде, с “Калашниковыми”, белыми длинными мешками за спиной и почему-то керосиновыми лампами на поясе. Остальные в джинсах и майках, но тоже с автоматами.
Все его мужские комплексы и страхи и эта подчеркнутая любовь к свободе, как у парижского коммунара из кино пятидесятых годов, – просто обиды маленького мальчика, который мечтал только об одном. Чтобы его близкие дали друг другу возможность жить спокойно, а это так просто!