– Я рвач и выжига, – согласился Ники. – Это всем известно, хоть у кого в “Останкино” спроси. Но жизнь-то одна!..
– Да, конечно. И не переживай, Алин. Все будет хорошо.
– Да ну тебя к черту. – Добрынин еще потоптался на пороге, потом вышел в приемную и закрыл за собой дверь, которая через секунду распахнулась снова.
– Обрати, пожалуйста. И пусть режиссер обратит!
Кошелек был словно частью ее, и он вдруг вспомнил Ольгу так, как не вспоминал ни разу за все эти дни. Так, что пришлось сильно сцепить зубы, чтобы не завыть.
– Мне проще, – объявил Ники. – Я-то ведь точно знаю, что ни в чем не виноват! Только в том, что меня вместо нее… не взяли.