Он зашел, и ему показалось, что в кабинете никого нет, и он вдруг на секунду обрадовался – никого нет, значит, можно расслабиться, передохнуть и вернуться в приемную.
Он не принял Беляева, который, едва прилетев, примчался в его приемную и торчал там два часа, не веря, что Бахрушин его так и не примет! Он не счел нужным принять. Перед Ники невозможно было играть, потому что тот оказался единственной и последней надеждой – именно он мог что-то видеть, слышать, знать! Именно он мог что-то рассказать такое, из чего хоть стало бы понятно, где искать!
Машина – запыленный армейский “уазик” – завелась не с первой попытки, долго и надсадно кашляла, зато когда завелась, Гийом так рванул с места, что Ольга стукнулась виском в стойку – больно и унизительно.
Бахрушин курил, и от дыма Ники тоже слегка подташнивало.
Ты неуязвим, пока ни от кого не зависишь. С тобой ничего нельзя поделать, разве что огорчить немного.
Он долго слонялся возле одного из столов, так и эдак примериваясь вытащить из сумочки телефон, и все никак не получалось.