— Интересно, — кивнул Боровский, присаживаясь на край стола. — Так чего он вам сказал? Так и сказал, что боится?
Услышав слово «последний», Рашен поежился. Эссекс тоже. Как все практикующие астронавты, они были немного суеверны и предпочитали выражение «еще разок». А то, не ровен час, сглазишь, и поход окажется действительно последним в твоей жизни.
— Я идиотка, — сказала Ива. — Ну дура я была, и все тут. Я просто никак не могла понять, что мы очень разные и… Ну, у него есть право быть таким, какой он есть. Вот… А он, по-моему, насмерть обиделся.
— Никогда еще никому такого не говорил, — признался Вернер. — Оказывается, это не так просто. Словно душа нараспашку. И соврать невозможно. Либо ты это чувствуешь и тогда говоришь, либо нет, и тогда сказать нечего. А мне вот есть что сказать. Я люблю тебя. Я люблю тебя… Вот.
— И повсюду трибунал, — заключил он. — Эй, мужики. Ну-ка, тащите сюда эту канистру. Плесните дозу. Ну что вам жалко?! Я в терапевтических целях. А то у меня нервишки разыграются, того и гляди буянить начну.
— Так значит, это не наши все устроили? — удивилась Ива.