— Пустяки! Стивенс говорит, что песенка очень простая и будет вам вполне по силам.
Было часов пять вечера, в баре собралось много коммерсантов, актеров, управляющих всевозможными предприятиями, политических деятелей — уйма круглолицых джентльменов в цилиндрах, в крахмальных сорочках, с кольцами на руках, с бриллиантовыми булавками в галстуках. У одного конца сверкающей стойки стоял в группе франтовато одетых спортсменов знаменитый боксер Джон Салливен; компания вела оживленную беседу.
С этими словами она поднялась с места, намереваясь выйти из-за стола.
— Вы, конечно, думаете, что я поступил некрасиво, обманув вас, но вы не правы. Я не хотел вас обманывать. С женою я порвал. Она не имеет никаких прав на меня. Я никогда больше не увижу ее. Вот почему я сегодня здесь, с вами. Вот почему я увез вас.
Предполагалось, что он будет практиковаться целый день, но большая часть времени ушла на ожидание.
Снова водворилось молчание. Вагон ровно катился по рельсам. Эта часть города была еще мало заселена, и Герствуду попадалось немного встречных. Если бы не такой сильный ветер, пожалуй, не на что было бы и жаловаться. Но его благодушному настроению пришел конец, когда доехали до поворота, которого Герствуд заранее не заметил. Он тотчас выключил ток и сильно налег на тормоз, но все же опоздал, и поворот получился неестественно быстрым. Герствуд был взволнован и хотел было сказать что-нибудь в свое оправдание, но воздержался.