— А я не понимаю, почему бы людям не тратить деньги, если они у них есть, — сказала миссис Вэнс.
Герствуд шагал взад и вперед по ярко натертому паркету своей конторы, засунув руки в карманы, нахмурив лоб и стиснув зубы. Хорошая сигара немного утешила его, но отнюдь не была панацеей против всех бед, обрушившихся на его голову. Время от времени он сжимал кулаки и принимался постукивать носком ботинка по полу, что было признаком волнения и напряженной работы мысли. Все это явилось для него чудовищным потрясением, и он только дивился, где же предел выносливости человеческого сердца. В тот вечер он выпил коньяку с содовой больше, чем когда-либо позволял себе раньше. Словом, Герствуд мог бы сейчас служить олицетворением тяжелого душевного кризиса.
— Директора труппы или директора театра? — переспросил франтоватый молодой кассир, которому, видно, понравилась внешность Керри.
— Не пойму я тебя, Керри! — сказала Лола, думая об успехе, выпавшем на долю подруги. — Ты не должна была бы скучать. Тысячи людей пожертвовали бы годами жизни, чтобы только быть на твоем месте.
Это маленькое приключение убило в Керри всякую охоту идти в Чикагскую оперу. Но в конце концов она все же решилась на это. Там директор оказался человеком более степенным и напрямик заявил, что никаких вакансий у него нет, и явно считал ее поиски глупой затеей.
Он совсем перестал думать о Нью-Йорке и о своей квартире. На этом пробеге по Бруклину, казалось, сосредоточились все его мысли.