— Скверно. Хотите? — Шелленберг достал сигареты и протянул пачку Шаунбургу.
«А Польшу, пожалуй, оставим на сладкое. Никуда это «уродливое детище Версаля» от нас не денется. Сейчас важнее Австрия, Германия и Чехословакия. Тем более что не зря Витька мрачно пошутил недавно о фронтовых корреспондентах. Меня такие лавры не прельщают ни разу, да и не случится пока еще, а там посмотрим».
— Как известно, в Греции есть всё, — усмехнулся Орехов. — Значит, может быть и грек, не говорящий на языке родных олив. Пейте кофе Митенька, не ровен час, остынет…
— Бренди? — Оторопело взглянул на него испанец.
А с залива дует ветер, пронизывающий даже бесплотную сущность до иллюзорных костей. Матвеев чувствует себя неуютно среди холодного гранита набережных, так похожих на ленинградские, но в тоже время неуловимо чужих. Одинокие прохожие, спешащие вырваться из царства торжествующих воздушных масс, прячась от последствий антициклона по магазинам и барам, да редкие автомобили, разбрызгивающие из-под колёс мутные капли городских луж — всё незнакомо. Не своё.
«Интересно, кому придётся испытать на себе силу обновлённой Германии? Об этом мы, несомненно, узнаем через несколько лет».