— Я говорю «добрый день»! — Степан помахал перед его глазами рукой.
Сама она хвоста не чувствовала. Вернее, чувствовала, но буквально во всех направлениях. Знание, что такой хвост — и, возможно, не один — имеет место быть — сбивало восприятие. Но вот, что она ощущала со всей определенностью, — это холод и вызванный им озноб. Впрочем, причиной озноба могли быть и другие обстоятельства… Но думать об этих… «обстоятельствах» она себе не позволяла.
Белая ночь в Петербурге? — Черный день в Ленинграде!
Он принял конверт. Распечатал, достал бланк, прочел, криво усмехнулся, качая мысленно головой, и поднял взгляд на посыльного.
А в дорогу отправились несколько позже, но не раньше, чем обговорили и четко определили свои планы — общие и индивидуальные — на ближайшую перспективу, согласовав заодно и способы связи, и тактику, и главное — стратегию. Очень важно — можно сказать критически важно — было понять, чего каждый из них хочет от будущего, каким его видит это будущие, и каким образом предполагает до оного добраться. И «усреднение» этих вот планов, их откровенное обсуждение, и достижение консенсуса, так любимого первым и последним президентом СССР, который, надо сказать, еще и на свет не родился, кажется, вот это все и было, если трезво рассуждать, и самым важным итогом «встречи в верхах» и самым трудоемким ее результатом. Это ведь только наивные люди могут поверить, что у пяти взрослых людей — трое из которых мужчины, а двое — женщины — имеется, может иметься полное и окончательное единство взглядов. Бог им в помощь этим романтикам, и флаг в руки, а в жизни такого нет, и быть не может.
Перед ней стоял мальчишка вполне типичного — даже и без памяти Жаннет, легко узнаваемого по старым фильмам — облика: разносчик газет. «Покупайте «Ле Паризьен»! Свежий выпуск «Ле Паризьен». Крушение в Нанси! Человек-волк из Давоса загрыз беременную монахиню…»