У каждого времени свои песни — кто это сказал? — не важно, — очень немногие из них войдут в золотой фонд — Что мы помним из тридцатых годов? Ммм… сходу и не скажешь. Ну, по фильмам: Рио-рита, широка страна моя родная, что-то пела Эдит Пиаф… Какая Эдит Пиаф в 36 году!? Она моложе Жаннет должна быть! И только начинает петь в каких-то мутных забегаловках Парижа. Да и песен-то у нее своих еще нет! Между тем постукивая пальцами по клавишам. Татьяна вдруг уловила что-то знакомое: таа-ти-ти, ти-таа-ти, таа-ти — азбука Морзе, — пришло из подсознания: «доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер — ДРН, нет ерунда какая-то, — доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер… Аааа!!! Бессаме, беса-аа-ме му-учо! Оооо!» Консуэла Веласкес — хит всех времен и народов, я же фильм про нее видела… Стоп! Она же написала эту песенку перед самой войной или во время? — не помню, но точно не сейчас! И было ей шестнадцать лет. Ограбим девочку? А напишет она эту песенку здесь? Мда… Этическая проблема — не напишет, и все — не будет «хита всех времен и народов», а может она что-то другое напишет? — Еще и получше? Нет, такие шедевры раз в жизни случаются, да и то не у всех… Или не случаются. Ведь не известно еще, чего мы тут наворочаем? Может девочка и не встретит того парня, которому она написала «Целуй меня», а другому такое и не напишет… Ох… Куда меня занесло — подумала Татьяна, как там Скарлетт говорила? — «Я подумаю об этом завтра!». А «Завтра была война», а тут мы войны не допустим. И значит, песен военных лет не будет, а это достояние нарда и культура. Войну мы отменим, а вот культуру отменять не будем — песни нужно вспоминать и записывать и пусть люди слушают».