Мгновение выпало из восприятия, и вот уже грузовик стоит на большой площади у тротуара. Фронтон католического собора, помпезное, но обветшалое здание какого-то присутствия, и множество возбужденных солдат, окружает машину. Федорчук в кабине. Сидит за рулем и смотрит как сквозь толпу пробираются к нему несколько офицеров. Испанцы… немец…
«Ну, что ж, — хмыкнул про себя совершенно успокоившийся Ицкович. — Национал-социализм так национал-социализм. Заменим немецкий на еврейский, добавим немного правого социализма в купе с умеренным либерализмом, и будем выпекать полученную смесь на медленном огне. Авось и получится что-нибудь приличное, если раньше не пристрелят».
Может, может! Скажи спасибо, что в Москве не устроили! Тогда бы уж точно… Да, да именно это слово. По-русски лучше и не скажешь! Да, не красней, не девочка же! Ну вот…
— Барон Альбедиль-Николов, — поправила его Кайзерина. — Он дома. Ему, видишь ли, трудно путешествовать.
Так он ничего из новостей этих узнать и не смог, а между тем было бы любопытно узнать, что происходит за стенами гостиницы утром первого января 2010-го года.
«Пусть ничего не выйдет, но по крайней мере я сделаю всё что могу».