— Карина? — спросил Чингиз, когда Чиж перестал петь. Самого вопроса он и не задал, но всё было понятно. Определяйся…
Во взгляде его не страх и даже не злость к тюремщикам. Раздражение! Самое настоящее раздражение человека, оторванного от очень важного дела ради какой-то ерунды. Больше ничего во взгляде нет.
— Этими детскими забавами я переболела, — сказала я. — Мне двадцать шесть лет, я старая крыса из эмвэдэшного вивариума. В виртуальности пусть влюбляются тины.
— Вас это не шокирует? — Стеков снимает очки, смотрит на меня совсем не близоруким взглядом.
— Всё равно проект не закроют, — говорит Томилин, будто себя убеждая. — Определённые результаты есть…
— За то, что втянули вас в это дело. Моя была идея, если честно.