Я изо всех сил старался не смотреть туда, где рубашка бесстыдно задиралась. Но получалось так себе.
– У меня нет сомнений, что виновный будет наказан по справедливости. Но едва ли сейчас это действительно имеет значение, милостивые государи… и государыни. – Старичок изобразил поклон в сторону Воронцовой. – Важно другое! Благодаря Александру, этому отважному юноше, раскрыт опаснейший заговор! Способный не только лишить нас достойнейших людей, цвета всего дворянского сословия. Но также… – Старичок стащил с носа пенсне и принялся вытирать – то ли платком, то ли вовсе рукавом. – Также способный потрясти сами основы Российского государства – в силу своего масштаба, который, думается мне, понятен любому из здесь присутствующих.
– Да здесь он. – Дед на мгновенье прикрыл глаза, будто уносясь куда–то далеко. – Здесь, голубчик. Только вот подъехал.
Прикрыв за собой дверь, я прошел через какую–то подсобку и осторожно выглянул в коридор. Там было темно, но из широкого проема в десятке шагов лился мягкий свет. Вряд ли полноценная люстра – скорее ночник или что–то в этом роде. Судя по голосам, в гостиной дежурили несколько человек.
– И где я его искать буду? В редакцию ехать?
И в следующее мгновение по асфальту за нами заскользила огромная глыба льда. Уродливая, угловатая и разве что чуть вытянутая, почти не сохранившая форму того, что осталось заключено внутри. Крохотный айсберг прокатился по инерции еще метров пятьдесят, ткнулся в припаркованную у обочины легковушку и замер.