И закинула ногу на ногу. Снова работала на аудиторию в моем лице – только на этот раз уже с другой целью. Перспектива быть убитой княгиню больше не пугала, и она собиралась изображать оскорбленную аристократку. Держать голову высоко поднятой – до самого конца. Даже когда последний защитник ее хрупкой крепости падет, и в искореженный огнем, свинцом и магией дом железной поступью победителя войдет мой дед.
Горе-репортерша ойкнула и выпустила внезапно вспыхнувшую алым пламенем камеру. Та тут же громыхнула об пол и брызнула во все стороны осколками объектива. А сама фотолюбительница встряхнула обожженными пальцами, пошатнулась и, не удержавшись, с размаху уселась на пол.
– Бери перо. – Андрей Георгиевич пододвинул мне чистый лист. – И пиши.
Низенькое оконце комнаты выходило не во двор, а еще выше – прямо на покатую крышу. На ней и правда оказалось просторно, но чтобы устроиться на покрывале, мне пришлось сесть рядом с Вернер. Так близко, что ее плечо тут же прижалось к моему.
И только бедный дедок в ливрее до сих пор испуганно таращился на меня из-за своей конторки.
– Еще пойми, чем заправлять, и откуда она такая взялась… Залью, а потом выяснится чего нехорошего. И как городовые за цугундер не взяли? – Заправщик обошел Настасьину бричку полукругом и посмотрел на меня. – Номеров я что–то не вижу… Права то у тебя хоть есть?