Мысль о том, что кто–то мог помогать Настасье с работой – а заодно и часами любоваться ею – почему–то мне совершенно не понравилось. И моя скривившаяся физиономия явно оказалась достаточно красноречивой.
– Много? – Я огляделся по сторонам и чуть ослабил хватку. – Где покои княгини?
В конце концов, если уж собрался делать глупость – лучше делать ее с умом. И основательно подготовившись.
– Все нормально, – буркнул я. – Я же сказал.
Что уж там – мне и самому оказалось непросто идти под пристальным и недобрым взглядом трех пар глаз: Воронцова, его секунданта и худого бледного мужчины лет сорока с увесистой сумкой в руках.
Настасья явно хотела или обругать меня, или соврать, или просто отмахнуться – но, похоже, вид у меня вдруг стал такой, что юлить показалось себе дороже.