Выдохнув, я нырнул под чей–то кулак, оттолкнул с пути помятого, но не утратившего пыл вожака и бросился на помощь. Ударил с разбега. Криво, неуклюже – но неожиданно сильно: коротко стриженая башка с хрипом дернулась назад, заливаясь кровью из разбитого носа. Я успел достать падающего врага ботинком по ребрам – и тут же развернулся к остальным.
Работу, которая почему–то оказалась совершенно не нужной.
В гневе Горчаков-старший мало походил на почтенного господина дворянской крови. Скорее в нем появлялось что–то от богатыря с картин прошлого века: такое же кряжистое, могучее, рвущееся из-под толстого махрового халата, с которым дед не расставался даже летом. Он велел брить себя каждое утро, но даже без усов и бороды вид имел суровый, если не сказать грозный. Наверное, из-за кустистых бровей, соперничавших по густоте с остатками шевелюры и бакенбардами.
Джексон, значит. Наверное, тот самый – в кожаной жилетке. Вожак стаи, которая, судя по всему, занимается не только созданием правильной атмосферы в заведении для богатеньких сынков… Интересно, Гижицкая в курсе? Или не графское это дело – пасти мелкую шушеру?
Черт, да с чего я это вообще все это взял?! И откуда у меня тяга к табаку? Будь каши в голове чуть меньше, я бы уже перестал обращать внимание на странные мысли. Но они все появлялись и появлялись откуда–то. Я посмотрел на лежавшую у меня на ладони конфету и понял: где–то я это уже видел.
– Пятый? – переспросил я. – Мне говорили…