— Успокойтесь, — Глеб гладил плющ, и по листьям того разбегались волны краденой силы, уходили в тонкие пока ветки. К осени плющ вовсе разрастется, вцепится тонкими корешками в каменную плоть стены, его и не выведешь. — Нет смысла гадать о том, что еще не случилось.
Зубы заныли. И челюсть. И мысленно Глеб прикинул, во что обойдется нынешняя практика.
Глеб подал руку, помогая подняться, и Анне подумалось, что ночь — это самое подходящее время для прогулок. Во всяком случае, пятна на брюках будут не так уж заметны.
Одежды ей не оставили, одну лишь длинную больничную рубаху.
И затмевала собой, что гостиную эту, что саму Анну в наряде, который и вправду оказался слишком ярким.
И злится, потому что лестница выглядит бесконечной. Поворот. И снова поворот. И еще один, и ниже. Она в жизни не поднимется наверх. И весь этот спуск теперь кажется издевкой.