И весь выводок давился подсхошим хлебом, поглядывая друг на друга без особого дружелюбия. Вот как их одних оставить-то?
— Даже меня тянет порой сделать что-то… что-то на редкость ужасное, такое, что заставит прочих взглянуть на меня… иначе… содрогнуться. Знаете, сколько раз я, лежа в кровати, представляла, как убиваю своего мужа? И не просто представляла. Я… планировала… я думала, что могу отравить его. Это несложно. Или устроить несчастный случай. Или… не убивать, но сделать так, чтобы ему было больно. Боль за боль…
Еще один гость был в чинах, причем в немалых, он имел престранные привычки, которые Евлампия научилась удовлетворять, не выказывая при том ни тени брезгливости. Чем и заслужила немалую благодарность.
— Вас прокляли, — Глеб хотел убрать руки, а вместо этого осторожно провел пальцем по царапине. — Больно?
Лазовицкий умел видеть больше, чем обычный человек. Арвис, оплетенный заклятием, спал, а уже дома Глеб займется им вплотную.
…не казнь — жертвоприношение в круге, который, надо полагать, приготовили загодя. И смерть медленная, мучительная… печати, вытягивавшие силу.