– Кабан! Я понимаю, тебе сейчас хреново, но выслушай! Незабудка пропала в ночь, когда тебя избили. Она же сама сбежала?
Пилил я себя уже третьи сутки и пока не надоедало. Вся удаль, продемонстрированная в разговоре с братом, незаметно куда-то испарилась, оставив лишь огромное недоумение: я таки действительно сам в здравом уме и твердой памяти подрядился спасать Россию забесплатно?! (почему-то этот вопрос неизменно звучал в голове с теми самыми еврейско-одесситскими интонациями, которыми так изобиловала речь Креста).
– Видишь ли, Кефаль, – от прозвучавшего прозвища я вздрогнул, что не укрылось от внимательного взора моего визави, – У нас с Крестом были свои дела, «скромный гешефтик», как он любил выражаться.
– Как же не вовремя-то у тебя чистоплюйство проснулось! – выдал я сгоряча.
– Пошли! – рявкнул он, схватив меня за плечо и увлекая к выходу.
Поставив «Звезду», ставшую символом восстания в тень, Василий Солнцев широкими шагами направился к зданию бывшей мэрии, где сейчас теснился штаб армии повстанцев.