Отвратительным он себе казался этой ночью, и не было в нем ни великодушия, ни щедрости, ни понимания, ни терпения. Ничего светлого.
Но самым неприятным оказалось то, что Трапп заявился с женой.
— Даже не знаю, что с тобой делать, — пожаловалась она.
— Бенедикт? — мелодично спросила горгулья, сверкая ямочками на впалых щеках.
— Это тайный визит. И он отказывается признать себя Стивеном, — наябедничал Трапп.
— Кому интересны невинные девы, — широко зевнув, пробормотала гематома. — Светает уже.