Оставив гематому за спиной, Трапп вошел в дом.
— Он просто подросток и несет всякую чушь, не задумываясь, — сказал генерал, когда они собирались ко сну.
— И как долго вы будете припоминать мне этот незначительный случай?
Из бело-розового безобразия вынырнула прекрасная дама — пышная, высокая прическа, декольте, от которого грудь только вываливалась навстречу миру, белоснежное от пудры лицо, с которого бросали вызов две искусственные мушки — над губой и под левым глазом. Дама вступила на выщербленный камень, приложила к глазу позолоченный лорнет и оглядела замок, потом отняла от глаза лорнет и посмотрела прямо на генерала. Холеное лицо приобрело выражение крайней брезгливости, будто она обнаружила в своем ночном горшке — тоже, поди, с купидонами — дохлую мышь.
— Он нас домогался: — провозгласила Эухения из-под огурцов.
— Не говорите ему, — велела она мстительно. — Пусть он страдает!