— Гар-мо-ничные? Вы о чем, магистр? Это же моя кузина, считай, моя сестреночка! Я ее вот как люблю!
— Отчего так не сделали те, кто освободил узника?
Сегодня в списке имелось лишь три записи. Никто из лордов не спешил выступить в первый день — осмотрительно было сперва послушать выступления владычицы и лорда-канцлера, увидеть реакцию Палаты, а уж затем поднимать собственные вопросы. Потому двумя из трех имен в списке были «герцог Э. С. Д. Ориджин» и «Е.И. В. Минерва».
— Лорды Палаты, запомните слова графа Лиллидея. Пусть они утешат вас, когда волки отнимут кусок ваших земель. А это непременно случится, если сегодня мы простим северянам. Волки поймут, что отныне им все позволено!
Чего таить: Джо наслаждался обстановкой. И душевным родством с этими бывалыми парнями, и своею к ним теперешней непричастностью. Приятно было послушать болтовню, которая не имела больше для него значения: кто где наступает, кто занял замок, каков гарнизон… Но время стояло мирное, и солдаты говорили о бабах да о драках на рынке. Лишь одна пара взбудоражила слух словом: «Опасность». Джо прислушался.
Он был написан в тысяча семьсот шестьдесят пятом году — как раз тогда Аланис служила младшею фрейлиной. Новая Ингрид разительно отличалась от первой: в той же степени пустой стакан отличается от амфоры с вином. Сразу била в глаза неприглядность ее внешности. Как ни старался художник, он не смог скрыть печальный факт: зрелость изуродовала Ингрид. Преждевременные морщины изрезали лицо, кожа истончилась и пожелтела, как бумага, щеки ввалились, неприятно выдавая кости челюстей. Владычица отнюдь еще не достигла старости, но уже обрела те черты, какие сказки приписывают старухам-ведьмам. Добрые языки говорили: это смерть двух дочерей отняла у Ингрид двадцать лет жизни. Злые языки отвечали: болотница всегда была страшна, казалась красивой поначалу за счет колдовского зелья, а позже действие прошло.