Южанин сунул ему елену и повесил талисман на пояс под дружный смех пророка и нищего. Вряд ли кто-то из них издал бы хоть смешок, если б знал истинное назначение подушечки.
— Ха-ха! Видите вы, чемпион средь упрямых ослов: леди впускают в замок даже без приглашения! Что уж говорить о нас, званых гостях самого графа!
— Ясно, — сказал Ирвинг. — Ну и будет с тебя.
— Любопытствуете на счет моего папеньки? — вместо приветствия спросил Виттор Шейланд.
Он сотворил священную спираль и ощутил абсурдную радость. Нечему было радоваться — но было, на самом деле. То, что сломалось в Хармоне, — была его ложь самому себе. Фальшивая насквозь вера, будто он — хороший человек, и лишь раз ошибся, выпустив тот болт, и ничем не заслужил темницы и смерти. Сломалось, рухнуло — и стало чище, правдивей. Нет, Хармон Паула, ты — жадный трусливый подонок. Благодари богов за то, что дали тебе осознать этот факт. Хотя бы последний день побудешь честным с собою!
Отшвырнув свое кресло, упал на колени, сунул нож в щель между камней. Один прыгнул вверх на пружине, граф отбросил его, достал из ниши прозрачный булыжник. Округлый, будто оплавленный по краям. Источающий странное тусклое сияние.