«ЗиЛ» плавно набрал скорость, проезжая к Совету министров, сбросил газ и остановился, даже не качнувшись. Прибыли.
Дверь, обитая черным дерматином, распахнулась – за порогом стоял плотно сбитый парень лет семнадцати с растрепанными волосами, давненько не знавшими ухода. Тонкие черты придавали лицу томное выражение, сквозь которое все резче проступала печать испорченности. Нос у парня был настолько сильно вздернут, что и впрямь смахивал на сопатку чёрта. Надо полагать, привычка наклонять голову и глядеть исподлобья – выработанная.
Быстренько завернув обратно в газету преобразователь, я побрел домой, одновременно ощущая облегчение и напряг. Сделал то, что должен был, – это я молодец. Но все-таки гнездится где-то в подсознании смутный образ запаленного фитиля. Ох и бабахнет…
Рехавам молча подлил вина, пригубил, почмокал. Ицхак выдул свою порцию и решительно отставил стакан.
Суслов облегченно вздохнул, разделавшись с текучкой, и торопливо достал из ящика гигантского дубового стола заветную красную папку. Развязал тесемки, вынул скудненькую пока стопку листов, исписанных прямым разборчивым почерком.
В свете фар автомобили переливались разноцветным лаком, блестели никелированными решетками радиаторов, бликовали стеклами, а проводишь их глазами – и только зловещие красные огни стоп-сигналов разгораются…