Его вздох прозвучал сдавленно, и он снова попытался меня поцеловать. От его губ пахло кислым вином, и мне стало противно. Я зажмурилась, а потом распахнула глаза и боднула Гордона головой.
— Мы никуда не пойдем. — Нет, мой голос не дрожит, совсем не дрожит! — Раз я такая же хозяйка этого дома, то имею право в нем жить! Так что будьте добры, отойдите с дороги и пропустите нас! А с правами собственности мы разберемся завтра.
Растерянно потоптавшись рядом, я закусила губу, не зная, как поступить. А потом выдохнула и бросилась вон из дома. Правда, довольно скоро вернулась, прихватив с собой маленькую вязаную сумочку с лекарствами бабушки, кружку и кувшин горячей воды. Я понятия не имела, чем болен истр Хенсли, но знала, что его надо как минимум согреть. Человек не может жить, будучи холоднее сосульки. Я вытащила пузырек настойки, смешала с водой, залезла на кровать, прямо в этот ворох мехов, и схватила голову дикаря.
Хенсли скинул куртку, скривившись. Следом стянул через голову свитер.
Я остановился, рассматривая цветущее поле вдали. Или мне нужно убраться самому. Куда? К жроту в помойную яму. Потому что этот дом Софии нужнее, чем мне. У нее есть будущее.