– Если моя бабушка Феня Лазарева, то русский. А если Фейма Гартман, то уж сам не знаю, кто я.
Чтобы что-то видеть в полной темноте, Степан Иванович подогнал пару списанных приборов ночного видения. Инфракрасный прожектор в комплекте. Подстроил линзы и работай, только перед вспышкой окуляры закрывай специальной накладкой. Свистит противно, но тут ничего не поделаешь.
Сижу, жду. Вдруг кто-то тихо подкрадывается сзади и закрывает мне ладошками глаза. «Кроватка! Софа!» – кричу я, и Сонька оказывается в моих объятиях. Целуемся долго и самозабвенно. Вдруг девочка ойкает, мгновенно выскальзывает из моих рук и оказывается шага за два от меня. Стоит с видом «во-первых, я тут ни при чём, во-вторых, это не я, в-третьих, меня вообще здесь не было». Оказывается, вернулись родители, а Соня их заметила. Мама смотрит оценивающе, отчим еще чуть-чуть, и хихикать начнет, девочка стесняется.
– Если партия скажет – НАДО, комсомолец ответит – ЕСТЬ!
– С амальгамой? – спросил я, вспомнив недавние уроки.
– Живее всех живых. Тебе тоже долго жить приказал. Лекарство импортное, швейцарское стоило дороже паровоза, а всё едино не помогло. Я приехал с тобой побалакать, объяснить, что и как. Будет кто спрашивать про Чалдона, говори как есть – не знаешь, жив он или не очень. Будут давить, расскажи про последнюю встречу на кладбище. Про меня тоже скажешь правду: «Первый раз человека увидел. Он мне подарок от дяди Пети завез». Понял?