– Знаешь, мне всё-таки кажется, что ты просто не хочешь говорить о завтрашнем дне и увиливаешь от вопросов самыми невероятными способами!
Петрович, ничего не понимая, оглядывал измученных, совершенно незнакомых парней. В толпе разглядел двух грязных, уставших женщин, у одной из-под широкой повязки на голове выглядывал чудовищный ожог, поразивший левую половину лица.
Башня закачалась от исполинского хохота, незатейливая шутка пришлась всем по вкусу. Едва не поседевший от унижения Крыс отчётливо понял, теперь он будет Клеопатрой до самой смерти, а если Хонда его переживёт, то и на памятнике выбьют новое прозвище. Впрочем, если сбудется хоть миллионная доля того, чего он желал этому шутнику в душе, то Хонда должен умереть в течение ближайших трёх секунд. Крыс попытался хоть что-то сказать, но из горла вырывался только обиженный писк.
– Зачем меня заставлять это пить! Это... это огонь-вода!
Пуля угодила девушке выше лопатки и, пробив тело, вышла над ключицей. Рана была очень аккуратной – очевидно, пистолет был небольшого калибра, – но всё ещё сочилась кровью. Сата явно потеряла её немало. Перевязочных материалов не было, приходилось надеяться, что кровотечение уже практически закончилось и рана не откроется.
– Стабр, если вы так хотите сражаться, то не обязательно это делать в Ноттингеме.