— Середина XII века. Год примерно 1150-й.
— Послушайте, гражданин следователь, чего вы собственно добиваетесь? Что бы все шло по накатанному, как вы привыкли? У вас складывается собственное или спущенное сверху убеждение, что ваш подследственный внутренний враг или шпион, и вы из него правдами и неправдами выколачиваете признание в этом. Со мной вы намерены поступить также, сходу зачислив меня в германские шпионы, так как таким оказался сосед Нефедова по подъезду, даже не пробуя логически поразмыслить, сопоставить изложенные в моем заранее написанном письме потом сбывшиеся факты. Вам так проще. И что вы получите, выбив из меня признание в этом? Очередное звание? Денежную премию? Отрез на костюм? Грамоту? А если я все-таки говорю правду и я действительно из будущего? Ведь, если смотреть на мое письмо самому себе беспристрастно, заранее не зачисляя меня в шпионы, так при всей фантастичности этой версии — все указывает именно на то, что я все описанное и потом состоявшееся знал заранее. Неужели вы не можете себе представить, какую помощь я могу оказать нашей стране? Кроме того, что я знаю наперед различные международные события, я еще и могу подсказать нашим оружейным конструкторам очень многие полезные изобретения и усовершенствования, зачастую, даже сделанные ими самими, но позже, через годы. А если их внедрить раньше, то опять же выиграет наша страна. Вот, скажем, вам знаком ручной пулемет Дегтярева? ДП?
Выйдя за проходную, они пошли не по дороге, усыпанной втоптанным гравием, по которой их сюда доставила машина, а по спрямляющей повороты тропинке, проложенной прямо к нужному подъезду дома. Прошли, показав документы, пост охраны и поднялись по широкой деревянной, еще дореволюционной лестнице с фигурными балясинами перил на второй этаж.
— Я вас понял товарищ Максимов, — сказал Сталин. — Мы обсудим с товарищами такую вашу интересную точку зрения.
— Да, что-то прихватило, — соврал Алексей Валентинович. — Голова отчего-то слегка закружилась. Сейчас минутку постою — пройдет. Домой не надо. До сада я дойду, а там — посидим на лавочке, отдохнем.
— Сашенька, — обратилась к нему и Лебедева, — вы, по нынешним временам, очень смело себя повели. Смело и благородно. Даже как-то совсем неожиданно. Спасибо.