Вячеслав распалялся все больше и больше. От неуемного хвастовства он скатывался в душевные терзания, которые описывал с таким же наслаждением, с каким заправский ипохондрик жалуется на свои болезни.
— А, к черту все эти политесы и экивоки. Ева, ты в каком веке родилась?
Еву совершенно не взволновало это заявление. Есть душа, нет души, какая разница? Она не чувствовала в Варфоломее недостатка душевности.
Он немного стеснялся своих ног. Да и сравнение ему совсем не понравилось. Где бабочки, а где чертовы ноги? Все-таки копыта выглядят солиднее. А пальцы — такие беззащитные! И шевелятся смешно. Да еще улыбчивые девушки-консультанты очень пристально смотрели на его стопы. Это черта смущало.
— Не знаю, что там Амадей придумает, но очень надеюсь, никакой оперы. Вера ведьма строгая, поэтому…
— Ой, дура, — вздохнул Амадей, — ой, дура… Ну как можно тебя принять за ангела? Но… у нее есть другие достоинства. В конце концов, не всем же академиками быть.