Вожак, не принимая бой, резво помчался прочь. При этом на Трэша он не оглядывался, но зато посматривал на небо. Сзади не разглядеть выражение его морды, но, почему-то, возникла уверенность, что чудище в высшей степени обеспокоено.
Дальше подошло время рискованного момента - бесшумно убивать Трэш не умел. Ночь предательски тихая, ни намека на ветерок, можно легко расслышать человеческое дыхание за сотню шагов. Одна надежда - слух у людей не настолько хорош, как у пусть и нестандартной, но элиты.
Внутренний голос подсказывал, что гадость, которую здесь применили, не слишком стойкая. Она теряет убойные свойства часов за десять-двадцать, в зависимости от температуры и влажности, к тому же солнечный свет ускоряет этот процесс, а денек, как раз, ясный. Но эти сроки можно смело делить на пятьдесят, потому что терен-фосфат в аэрозольной форме живет всего лишь несколько минут, после чего все, до последней капли, выпадает в осадок. При этом он не утрачивает ядовитые качества, но надо сильно постараться, чтобы пострадать от пыли и запачканного асфальта.
То есть - другая. Девушка в рваном платье присела над телом пулеметчика и вовсю рвала зубами его шею, пытаясь расширить рану, проделанную броневым шипом. При этом она урчала знакомо, но бессмысленно. Старшая женщина взирала на ее действия дикими глазами, прикусив свою ладонь. В глазах ее царил не просто ужас, там просматривались безумие и вселенский кошмар, похоже, она ничего не соображала.
Но нет, все верно. Еще как родные. Вот только в нечеловеческом мозгу они кажутся чужеродными, отсюда и диссонанс.
- Что тебе непонятно? Не первый раз на разборку сюда разных привожу. Пациент это, из наших. Слишком много кушал, вот вырос большим.