Из открытой двери ощутимо потянуло холодком, погода снаружи была явно не летняя. Снаружи виднелись близкие березы с полуоблетевшей листвой, грустные осины и нахмуренные ели. Глушь. На пригороды Москвы не похоже совершенно. Народ загомонил, но наружу пока никто не спешил.
– Надо ночи дождаться и дергать отсюда. Еще вчера надо было. Надеюсь, подпол это теперь осознал. А для этого нам надо поесть и попытаться отбить еще одну атаку.
– Нет, вроде. Обгорел местами слегка, но ничего…
– Сейчас судят не ее, а тебя, – заметил подполковник. – Она среди своих. Это ты в клетке для обвиняемых преступников. Так что тебе и отвечать на вопросы трибунала. Причем твой единственный адвокат в нем – она.
– Велтт, оставь нас одних и проследи, чтобы никто не побеспокоил. Я занят и меня ни для кого нет, кроме его величества, – тут же распорядился Тольм.
«А ведь это, наверное, мой последний день в жизни», – как-то отстраненно подумал Илья. О войне он был начитан и свои шансы уцелеть оценивал трезво. Но поделать было уже ничего нельзя, оставалось лишь до боли всматриваться в пожелтевшую траву за окопом и не столь далекую опушку леса.