Он сидел на койке, уставившись в противоположную стену – спина прямая, раскрытые ладони накрыли колени, – и не шевелился. Он был спокоен. По крайней мере, внешне. Настолько спокоен и невозмутим, что, когда дверь заскрипела и открылась, а в проеме показался отец, даже бровью не повел. Он знал, зачем тот явился: пожаловаться на сына, в очередной раз отругать, напомнить, что его предупреждали миллион раз, говорили, что однажды допрыгаешься, но что толку? Про плевок в лицо родителям, которым ты, щенок, низко отплатил за все, что те тебе сделали. А также сообщить лично, что помощи от рода он больше не дождется. Ничего нового. Ничего действительно важного.