Утром никакого желания болтать с Юликом не было. Пусть катится к черту, мне бы до вечера продержаться. Глаза слипаются, а еще заплечный мешок с вещами к земле тянет, хотя вещей в нем кот наплакал.
Ему не нужно знать, что изначально план был другим – поехать к дружинникам вместе, – но вдруг возникла необходимость поболтать со старостой и лесником наедине, без свидетелей. И без Юлика тем паче. Он вроде и мой практикант, но языком мелет не хуже бабы базарной, а если Макарский на него надавит, Юлик вообще выложит обо мне как на духу все, что знает. Меньше знает – меньше выболтает.
Одной из причин, по которым было выбрано данное дело, являлась надежда, что Юлика передадут кому-то другому. Ах Макарский, ах жук! Нос прищемил, называется.
И он наконец целует меня. Соленый поцелуй, дерганый, торопливый.
Выждав хорошенько, чтобы девчонки расслабились, я прикинула, к кому пристать с расспросами. Выходит, только к Белке. Она умная и скажет правду. Лелька не одна, значит, Коловрат будет подслушивать, а Соня так верещит, что вздумай она что переспросить, услышит весь зал.
– Сюда, госпожа, осторожно проходите. У нас мало места под крышей, пользуемся всем свободным.