Дубавские хоромы были много меньше, чем в Верилоге. Княжны и ближние боярыни разместились в одной горнице на лавках, девкам-челядинкам тут же на полу тюфяки положили. И уже спать бы, да уговор с Любицей остался неисполненным. А волосками со шкуры Волкобоя разжиться так и не удалось.
– Пусть, – кивнул Касмет спокойно, – я без Вериложья найду где торговать. Спасибо, что предупредила. Вот что, слушай меня, девка, – он опять коснулся ее подбородка. – Там, у вас, тебя звали боярышней. Неплохо, если так. Правда, я совсем не понял, как ты из холопки стала боярышней, ну да ладно. Слушай… Мой сын. Мой единственный сын, Айсак. Он в степи. Его обманом пленили и продали в рабство. Ты должна просить за него великую и сияющую Кару. Ты должна вымолить спасение моему сыну. Кара спасет его. Только ей такое под силу, направить меня, и помочь, и вразумить моих врагов, ее помощь вернет мне сына, сын возьмет жену, и мой род не угаснет. Ты поняла, арья?
– Удивились они. Испугались. Считали ведь, что я мертвый давно. Только тогда и поняли, что я не просто пес. Я их вызвал.
– Уйду я, но покажись. Нужна мне больно твоя девка! Покажись, говорю, а то парней позову, – настырный кметь направился к ним.
А лагерь их изменился. Шатров добавилось, людей стало много больше. И – корабли, три больших корабля один за другим в ряд покачивались на речной волне, с кариярскими флагами на мачтах, со зверинымы мордами оскаленными на носах.
Боярин слушал со всем вниманием, и к концу рассказа лицо его все больше разглаживалось.