– Если не успе-е-ешь, оста-а-анешься тут, – сообщил кот Вельке некоторое время спустя, – пусть на поляне этой мыше-е-ей нет, зато хозя-я-яйка у меня будет!
Княженкой ее не звали, звали кто боярыней, кто волхвой, кто красавицей, кто, шутя, сударыней, а кто-то – и вовсе матушкой. Красный, невдовий платок поверх стриженых волос, который заставляла повязывать Любица, без повоя и кики, и юное личико Вельки, которая казалась отчего-то теперь моложе и своих лет, и уж подавно сестриных, – все это сбивало с толку, непонятно было, кто же Велька такова и как с ней следует обращаться. В конце концов списали непонятки на чужие тут, вериложские обычаи. Велька никого не поправляла – кто знает, кем она вскоре окажется.
– Огнява, значит, – он коротко мазнул по ней взглядом, – а тебе подходит, хоть не такая ты и рыжая! – и тоже уехал вперед.
Ответное бурчание, в котором помянули кого-то сопливого, и он, и остальные подчеркнуто не расслышали.
И Мирята, значит, дядька, воспитатель княжьего сына, он его на коня в три года посадил, как это по обычаю положено, и потом всему учил, присматривал…
Боярин смотрел в угол и пыхтел, недовольный задержкой.