– Не скрипи, старинушка, – усмехнулся я, – житья бы вам в Устюжне все одно не дали бы, и ты, поди, знаешь почему. А так увезу вас в Москву да к делу пристрою – глядишь, и проживете.
– Благодарствую, князь, на добром слове, слава Господу, немного лучше.
– Кондратий! – воскликнул я и погрозил стрелку́ кулаком.
Я был готов провалиться на месте от услышанной характеристики, но Алена еще не закончила.
Мы, стукнув стопками, выпили, и я закашлялся от неожиданности.
Доблестный кирасир поразмыслил и со свойственной всему семейству Торнов обстоятельностью заявил, что за икону хочет ни много ни мало чин фенрика и тысячу талеров. Сумма не то чтобы являлась для меня неподъемной, но при себе таких денег не было, и я, соскочив с коня, сорвал с иконы оклад и отдал серебряную пластину фон Торну, а деревянную часть попу. Когда фон Торн попробовал возмутиться, я отдал ему повод своего коня и объявил, что он будет моим залогом.