– Меня послал дядька Лукьян, – пояснил казачий посланник, – велел сказать тебе, чтобы ты уходил, ибо не хочет он, чтобы тебя убили.
– Вот, еда у нас есть, только воды не было, а матушка хотела…
Много пережила Москва за свою жизнь. Помнили ее холмы боярина Кучку и князя Юрия Долгорукого. Татарские погромы и литовские осады. Видела она возвращавшихся с победой ратников Дмитрия Донского и жестоких опричников Ивана Грозного. Пережила Смуту и польскую оккупацию. Но такового позора не мог припомнить город, чтобы православного иерарха, едва одетого, православные же люди гнали, словно на лобное место, всячески хуля, понося и толкая.
– Эй, Кароль, отставить! – вскричал я и обратился к обиженному до глубины души поэту: – Мой добрый друг, я вовсе не хотел обидеть вас, но, уж коли вызов сделан, я принимаю его. Однако, поскольку вызвали меня, я имею право на выбор оружия, не так ли?
– Зачем нам отправляться в Москву? – спросил меня бывший лисовчик.
– По-всякому бывает. Разного толка люди попадаются, бывают книжники, бывают молельщики. Иные к ратному делу склонны, а иные только жрать, спать да девок портить. Все как у вас.