— Получается, ты либо уронил его где-то по дороге, либо он зачем-то понадобился убийце. Ценная вещь?
За этими мыслями я не заметила, как мы вошли в почти уже родной для меня холл госпиталя. Здесь, как обычно, царила деловитая суета, на этот раз — почти шумная: Колос зычным голосом собирал студентов.
— С ним все будет хорошо? — спросила я уже у Бельфенора, спеша нарушить молчание, когда за нашими спинами закрылась дверь.
— Договорились. А ты куда? — вскинулся он.
Брезгливость была не единственным и уж точно — не основным аргументом. Главное, мне претило задаром брать что-то у местных. Сделать это — значило получить некий аванс, что-то пообещать взамен, иначе это казалось равносильным воровству или попрошайничеству. Поскольку я планировал минимизировать собственные контакты с ними, а до всего прочего не готов был опуститься даже под страхом смерти, обсуждение вопроса считал бессмысленным. А воспринимать подобное внимание как компенсацию за причиненные неудобства не получалось. Наверное, потому, что основные неудобства мне причинил ныне покойный Владыка, не найдя нужным предупредить, что отбываю я навсегда.
— В юности прозвали. За смешливость, — после короткой паузы отозвалась она и ушла, а я остался один перед полуразрушенным домом среди заброшенного сада.