— С ним все будет хорошо? — спросила я уже у Бельфенора, спеша нарушить молчание, когда за нашими спинами закрылась дверь.
— Договорились. А ты куда? — вскинулся он.
Брезгливость была не единственным и уж точно — не основным аргументом. Главное, мне претило задаром брать что-то у местных. Сделать это — значило получить некий аванс, что-то пообещать взамен, иначе это казалось равносильным воровству или попрошайничеству. Поскольку я планировал минимизировать собственные контакты с ними, а до всего прочего не готов был опуститься даже под страхом смерти, обсуждение вопроса считал бессмысленным. А воспринимать подобное внимание как компенсацию за причиненные неудобства не получалось. Наверное, потому, что основные неудобства мне причинил ныне покойный Владыка, не найдя нужным предупредить, что отбываю я навсегда.
— В юности прозвали. За смешливость, — после короткой паузы отозвалась она и ушла, а я остался один перед полуразрушенным домом среди заброшенного сада.
— Ну вот, я же говорила, все не так страшно, — спокойно сообщила она куда-то в сторону. Будто в насмешку над этими словами скала под нами вздрогнула. Я поморгала, приподнялась на освобожденных от пут локтях. Целительница не препятствовала, так что, наверное, можно.
— Правильное? — против воли вырвалось у меня, а менталист усмехнулся.