– Ну всё, хватит – моя дочь магом не будет! – И, на ходу вытирая покрасневшие глаза, пошел обратно к лагерю.
Полуэльф только снисходительно усмехнулся. Залпом допил свой кубок, сунул пузырек в карман и – ни спасибо, ни до свидания – прошел на середину корчмы, устроившись уже на столе возле хорошенькой, мгновенно зардевшейся девицы.
– Верес, мы можем еще что-нибудь сделать? – Я рассеянно взяла в руки Виррин арбалет и, с трудом удержавшись от вскрика, поспешила опереть его на согнутую в локте руку, придерживая самыми кончиками пальцев. Приклад был отделан чеканным серебром, ярко блестевшим на гранях зазора и потемневшим во впадинах. Издалека рисунок казался беспорядочным набором линий и завитушек, из которых при более пристальном рассмотрении словно по волшебству проступал то взмах крыла, то ощеренная морда или вычурный побег. Эльфийская работа, вне всяких сомнений, и далеко не из худших. Дорогущая игрушка, легкая и вместе с тем грозная, стреляет и болтами, и железными шариками, на худой конец даже камушком зарядить можно. Мечта наемного убийцы.
– Выходит, тебя всё-таки можно довести, – спокойно констатировала я, потирая щеку. Неспешно отодвинула стул и вышла из корчмы, провожаемая гробовой тишиной. Причем не только за нашим столиком – очень уж звонко у Вереса вышло.
Жизни свойственно смеяться над смертью. Порой – горько, иронично, отчаянно... но неизменно искренне.
– Больно надо, – фыркнула я, вставая и встряхиваясь. Легко уклонилась от протянутой колдуном руки (хе, как будто меня можно ухватить и удержать за шкирку!), припала к земле, виляя хвостом и шкодливо посверкивая глазами.