Порыкивая от раздражения, я изо всех сил ударила Алана кулаком в солнечное сплетение. Ударила бы, не уйди он с линии атаки.
– Ну и дура. – Я встала, отряхивая плащ. – Сиди на потрохах, раз говядину не хочешь.
Настоятельница повернулась в профиль и обрисовала абрис лица.
– Кыш отсюда, – плеснула я в него водой. – Я же моюсь!
Короткие, рубленые фразы, из которых по частям собиралась картинка. Так было всегда, когда Тима заставали врасплох – велеречивость пропадала, оставалась лишь сухая выжимка.
Алан кивнул на сверток, лежащий на узкой кровати.