Настоятельница повернулась в профиль и обрисовала абрис лица.
– Кыш отсюда, – плеснула я в него водой. – Я же моюсь!
Короткие, рубленые фразы, из которых по частям собиралась картинка. Так было всегда, когда Тима заставали врасплох – велеречивость пропадала, оставалась лишь сухая выжимка.
Алан кивнул на сверток, лежащий на узкой кровати.
– Какие туфельки? – посмеиваясь, спросил граф.
– Идиотка, – рычала я, – себе его забери! Ты правда думаешь, что он мне нужен?!