После черного омута я хрипела, горло саднило, меня трясло. Вся я была грязная, в песке, платье мокрой тряпкой облепило фигуру. Тряпица, скрывавшая кольцо утонула, но Аргард все так же плотно обхватывал палец, тускло мерцая на грязной руке. Демон остановился, развернулся ко мне, мрачно рассматривая всю эту красоту.
От приюта до «Вересковой Пустоши» около трех верст ходу. По детству мы неоднократно сбегали в деревню, то за паданками у раскидистой яблони с края домов, то в поисках кислой морошки. Повзрослев, детские набеги на деревню пришлось прекратить, деревенские на жаловали приютских, относились насторожено и могли наябедничать наставницам. А те шалостей не прощали, могли прутом отхлестать и на воду с сухарями посадить. А то и в «темную» на семидневицу отправить, чтоб другим не повадно было. Да и неудобно как-то взрослым девицам по околицам шляться в поисках подгнивших яблок.
Я вздохнула, стараясь не упираться опухшим носом в жесткую подушку.
Я без запинки оттараторила постулаты, надеясь, что на этом от меня отстанут. Не тут то было.
Я прыснула от смеха. Данила тоже рассмеялся. Улыбка у него была хорошая, открытая, делающая его совсем мальчишкой.