Проснулась от невыносимого храпа. Первым делом подумала на Косаря, но детина, хоть и раскинулся на спине, дышал тише младенца. Зато наш юный приятель, свернувшись калачиком, умудрялся храпеть так, что земля подрагивала. Кажется, в стенах пещеры прибавилось трещин, с потолка посыпалась каменная крошка. Лошади, привязанные у выхода, боязливо жались друг к другу.
Откуда взялись силы и, главное, дыхание, чтобы затрубить – я не знаю. Но заткнуть меня не смогли до тех пор, пока в воротах крепости не появилась дюжина растрёпанных воинов во главе с худым, плешивым мужиком. От света факелов в глазах зарябило.
При попытке рассмеяться больной зашелся диким, выворачивающим кашлем, из хищных глаз покатились бессильные слёзы.
Просторная комната напоминала подсобку музея искусств. На стенах, оклеенных светлыми обоями, кучно висела живопись. Каждая картина была заключена в тяжелую золочёную раму – мечту провинциальной купчихи прошлого века. Тут же, у стен, возвышались скульптурные композиции, начиная ангелочками, стилизованными под эпоху Ренессанса, и заканчивая советскими красавицами типа «Девушка с веслом», «Девушка с диском» и «Пловчиха на старте». Два «Писающих мальчика» стояли отдельно, судя по всему, являлись особой ценностью и гордостью хозяина.
Ну что тут возразишь? Косарь прав. По – своему.
– Я с рассвета до заката в седле. Я устаю, как каторжник. Девчонка совсем меня загоняла.