Ну всё. С меня хватит. Это последнее приключение. С завтрашнего дня становлюсь затворницей. Общаться буду только с Ахмедом и вешенцами. Видимо прав был моряк, когда говорил, что этот мир не для меня. А я, глупая, не поверила.
Специфическое лягушачье зрение тут же совместилось с привычным восприятием Креатина и он увидел…
– Да ладно, не грусти! – сжалился Косарь. – Если и впрямь войной пойдут, за дверью своей спрячешься и всё. И моряк этот вряд ли до Горанга доберётся, особливо на лодке. Там и рифы, и теченье такое, что не всякий вёсельный корабль справится.
Я на мгновенье обрадовалась, что лишена голоса – не смогу сморозить какую‑нибудь глупость. А говорить глупости мужчине в таком настроении ещё опаснее, чем совать в электрическую розетку язык. Но тут в памяти всплыла причина нашей явки и я всерьёз погрустнела.
– Брешешь, – изумлённо повторил Хабыч. – Всегда жгли, а теперь не жгут? Не бывает так. Это ж не война получается, а так… Не война, в общем.
Так что… умница, Настя! Всё правильно сделала!